национализм

Но даже если не считать возрождение воинствующего национализма простой реакцией на чувство безысходности, он, безусловно, был чем-то таким, что позволяло заполнить вакуум, возникший вследствие краха иных идеологий и политических программ и их явной неспособности осуществить людские надежды. Он стал еще одной новой утопией для тех, кто утратил старые утопии века Просвещения; программой для тех, кто разуверился в других программах; поддержкой для тех, кто уже не мог опереться на прочие социальные и политические реалии.

Хобсбаум

Comments

Post a Comment

Popular posts from this blog

любовь — это когда онанизм не помогает

«Любить — значит дарить то, чего не имеешь, тому, кто в этом не нуждается».   Эта цитата Лакана, которую я увидел в книге Ролана Барта, натолкнула меня на уточнение моей дефиниции этого явления.  В силу бедности русского языка я описывал одновременно два вида любви. Эрос -- любовь-страсть, которая для меня набор из нескольких гормонов, дофаминэнергетическая мотивация к созданию устойчивой пары на время, которое нужно для зачатия и рождения ребенка: около трех лет. И агапэ -- то, что я описываю как способность получать удовольствие от удовольствия другого, заинтересованность в развитии объекта любви -- и  это чувство-унисекс: любимым объектом может быть даже Родина -- существо вовсе неодушевленное.
Read more

пиши, как Зощенко, или за щеку тебе напихает общество

Мать говорит: — Нет, он плачет оттого, что горит его дом. — Он построит себе новый дом. — говорю я. — Вот уж из-за этого я бы не стал плакать. — Чтоб построить новый дом, нужны деньги, — говорит мать. — Пусть он заработает. — На эти деньги не построишь дом. — А как же тогда строятся дома? Мама тихо говорит: — Не знаю, может быть, люди крадут деньги. Что-то новое входит в мои понятия. Я с интересом гляжу на бородатого человека, который украл деньги, построил дом, и вот он теперь горит. — Значит, надо красть деньги? — спрашиваю я мать. — Нет, красть нельзя. За это сажают в тюрьму. Тогда совсем непонятно. Я спрашиваю: — А как же тогда? Но мать с досадой машет рукой, чтобы я замолчал. Я молчу. Я вырасту большой и тогда сам узнаю, что делается в этом мире. Должно быть, взрослые в чем-нибудь тут запутались и теперь не хотят об этом рассказывать детям.
Read more

пиши, как Зощенко, или за щеку тебе напихает общество

Я хнычу. Но я хнычу оттого, что не понимаю, в чем я виноват. Я вел себя тихо. Даже не бегал по мастерской. И вот такая несправедливость. Мать говорит: — Нет, больше я тебя никогда с собой не возьму. Мне хочется спросить, в чем дело, что произошло. Но я молчу. Я вырасту большой и тогда все сам узнаю. Узнаю, почему бывают виноваты люди, если они решительно ни в чем не виноваты.
Read more